Современники о художнике

Август 2016

О художнике

Нечаева Татьяна Ивановна. Искусствовед, член-корреспондент Российской академии художеств

«Благодари каждый миг бытия и каждый миг бытия увековечивай. Смысл – не в Вечном, смысл в Мгновениях. Мгновения-то и вечны, а Вечное – только «обстановка» для них. Квартира для жильца. Мгновение – жилец, мгновение – «я», Солнце».

(24-го декабря 1912)

В.В. Розанов. Листва [1]


По удивительному совпадению Виктор Семенович Сорокин родился в Москве на следующий день после написания строк, приведенных в эпиграфе. Они звучат как напутствие художнику. Он родился в светлый праздник Рождества Христова. Со светом в душе прожил отпущенный срок. Его безмятежное детство длилось недолго, в 1917 году он потерял родителей. Но память сохранила ранние впечатления как представление о должной жизни. Избранник судьбы, он не был ею оставлен, она передавала Виктора из рук заботливых родственников в руки умных и добрых воспитателей в детском доме, талантливых педагогов в трудовой коммуне, выдающихся мастеров в художественном институте. Судьба его берегла, а он умел ее слышать и был ей покорен. Несмотря на испытания, выпавшие на его долю, он жил в ладу с миром, жил полнокровно, но словно мимо того или параллельно с тем, что не считал истинно важным. Он был целиком захвачен живописью, а искусство его служило прославлению вечных ценностей – жизни, красоты и любви. Это была миссия художника, посланного нести гармонию в мир, теряющий человечность. Сорокин был предан своему призванию на протяжении всего творческого пути. Искусство он понимал как проявление Божественного начала и служение ему не допускало фальши.

По удивительному совпадению Виктор Семенович Сорокин родился в Москве на следующий день после написания строк, приведенных в эпиграфе. Они звучат как напутствие художнику. Он родился в светлый праздник Рождества Христова. Со светом в душе прожил отпущенный срок. Его безмятежное детство длилось недолго, в 1917 году он потерял родителей. Но память сохранила ранние впечатления как представление о должной жизни. Избранник судьбы, он не был ею оставлен, она передавала Виктора из рук заботливых родственников в руки умных и добрых воспитателей в детском доме, талантливых педагогов в трудовой коммуне, выдающихся мастеров в художественном институте. Судьба его берегла, а он умел ее слышать и был ей покорен. Несмотря на испытания, выпавшие на его долю, он жил в ладу с миром, жил полнокровно, но словно мимо того или параллельно с тем, что не считал истинно важным. Он был целиком захвачен живописью, а искусство его служило прославлению вечных ценностей – жизни, красоты и любви. Это была миссия художника, посланного нести гармонию в мир, теряющий человечность. Сорокин был предан своему призванию на протяжении всего творческого пути. Искусство он понимал как проявление Божественного начала и служение ему не допускало фальши.

В институте Виктор Сорокин получил прекрасное образование из рук знаменитых живописцев – С.В. Герасимова, Б.В. Иогансона, И.Э. Грабаря. Характер его природного дарования счастливым образом совпал с принципами импрессионистической живописи, которые исповедовали и передавали его педагоги. В 1945 году он блестяще окончил Московский художественный институт им. В.И. Сурикова. Его дипломная работа «Самаркандский пейзаж» экспонировалась на всесоюзной выставке 1946 года2. Тогда же он был принят в Союз художников СССР.

Старт был многообещающим, но скоро становится очевидным, что его творческое кредо не совпадает с официальными требованиями к искусству. Достаточно вспомнить постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград», открывших травлю Анны Ахматовой, Михаила Зощенко, постановления 1948 года, направленные против «формализма» в музыке Дмитрия Шостаковича и Вано Мурадели, был уволен за либерализм с поста директора Московского художественного института С.В. Герасимов… Лирическая тема в искусстве объявлена «мелкой темой», нужна героическая, прославляющая военные и трудовые подвиги. Творчество Виктора Сорокина не востребовано. Отсутствие заказов, а, значит, попросту куска хлеба, с одной стороны, и опасение быть обвиненным в космополитизме и формализме, с другой, заставляют художника покинуть Москву.

Старинный город Елец, куда он переехал в 1948 году, получив преподавательскую должность в художественном училище, пришелся ему по душе. Елец подарил Сорокину преданную подругу – Полину Дмитриевну, кружевницу. Эта простая женщина сердцем поняла, что ее муж – художник, и вынесла все испытания, выпавшие на долю жены человека, для которого нет ничего важнее искусства. Ученики Виктора Семеновича – их много по стране, но более всего в Липецке и Ельце – вспоминают, скорее, не как он учил, а как писал. Писал он действительно необычно: широкой кистью, беря цвет крупными отношениями, опуская детали, но как правдиво, цельно, красиво! Студенты, в основном, военные подранки, воспитывали глаз на подлинной живописи, зачастую не давая себе в том отчета. Не осознавали они и мудрой тактики художника-педагога, создававшего условия для развития индивидуальности у одаренных учеников. К нему, с его методами преподавания, руководство училища относилось подозрительно и доверяло работать только с младшими курсами. А многие воспитанники Сорокина стали яркими самобытными художниками, прославившими Липецк в российском искусстве.

Елец навсегда стал любимой натурой художника. Он не ждал местного признания, писал с упоением, наслаждаясь творческой свободой. Ему был мил провинциальный уклад быта в старинном русском городе, быть может, напоминавший его раннее детство в двухэтажной Москве, с ее уютными двориками, размеренностью жизни. В Ельце он ощущал себя в природной среде, питавшей его творчество. Свой последний этюд художник написал на елецкой улочке, словно завершив композицию судьбы.

После закрытия училища в 1957 году Виктор Семенович Сорокин согласился перебраться в Липецк, где создавалась областная творческая организация Союза художников. Он предпочел поселиться на воле, поближе к природе, на окраине города, в построенном за лето домике на маленьком участке с несколькими деревьями, где и прожил до конца своих дней. Здесь были написаны почти все его натюрморты, великое множество пейзажей. Картины и этюды, выполненные в техниках масляной живописи и, реже, акварели, запечатлевали, казалось бы, одно и то же – двор, сарайчик, дерево, но никогда не повторялись по колориту и пластике. Они передавали необъятный спектр эмоций, состояний природы, тончайших ощущений, воспринимаемых всеми органами чувств, – морозный воздух, влажность оттепели, запахи прелой земли, летний зной, жужжание пчел… Кажется, и этого пятачка земли художнику хватило бы, чтобы поведать о жизни. Но он стремился к новым творческим целям и охотно ездил на этюды в разные районы Липецкой области, на творческие дачи в другие города с их природным своеобразием: ему необходимо было совершенствовать свою палитру.

Жизнь в Липецке первые десять-пятнадцать лет была для Сорокина особенно нелегкой: город не готов был принять его живопись, не было заработка, семья жила почти впроголодь. Только бывшие ученики – Виктор Королев, Вилен Дворянчиков, Евгений Сальников, Александр Сорокин и еще немногие художники их круга – знали, чего он стоит и пытались ему помочь, а неизменное, с начала 1960-х годов, участие в крупнейших выставках страны постепенно заставило и некоторых других признать его исключительность.

Творчество Виктора Сорокина, несмотря ни на что, развивалось по своим внутренним законам, отзывалось на изменение мировосприятия художника и чувствование времени. В конце 40-х, в 50-60-е годы его произведения передавали умиротворение, неспешное наслаждение жизнью. Он писал лирические пейзажи – легко, свободно, в меру обобщенно: он никогда не любил подробной изобразительности. Живопись была построена на мягких цветовых гармониях, едва уловимой игре оттенков. Ее спокойная фактура лишь изредка вскипала сгустками краски, а сдержанность колорита – нарушалась звучным вкраплением цветового пятнышка, заставляющего запеть всю композицию. Мотивы были самые заурядные – деревенская улочка, дворик, собачка на снегу, лошадка у сарая, дорога в лесу, поле, берег реки. Они и впоследствии не изменились. Некоторые этюды тех лет, не предназначавшиеся для сторонних глаз, – настоящие предтечи его поздних работ, так декоративны цветовые сочетания, так решительны обобщения, так густы краски. Сейчас нелегко понять, где – это свидетельство уже сложившегося почерка, где – эффект живописной скорописи, родившей идею. Ясно одно: Сорокин своим уникальным зрительным инструментом анализировал сложное цветовое проявление мира, раскладывал и вновь соединял в его картине художественной реальности. Подлинное искусство всегда условно, Сорокин добивался того, чтобы условность в его картинах была убедительной. И залогом успеха был его безгрешный вкус, чувство меры и стиля. Цвет в его живописи приобретал с годами все большую психологическую роль, вызывая сложнейшие ассоциации, достраивающие, дописывающие недосказанности лаконичных композиций.

С начала 1970-х годов чувства и кисть художника словно молодеют. Нарастающая экспрессия – основная тенденция предстоящего творческого тридцатилетия. Но самое главное – в произведениях раскрываются качества, позволяющие сказать: так писать может только Сорокин. Краски – сочные, яркие – всякий раз удивляют свежестью комбинаций, изощренностью цветового зрения. На холсте сгущается энергия, выраженная в колорите, нагрузке холста, в ритме пятен, подвижности пастозного мазка. Радость жизни заливает полотна, любую картину он готов назвать «Хороший день». Это и радость от собственных творческих возможностей.

Можно ли пейзажи Сорокина назвать портретами природы? Он никогда не был рабом натуры, конструировал композицию, без сожаления отказываясь от ненужных ему деталей. Тот же дворик, но на одном этюде есть забор, и он играет ритмическую роль в композиции, а на другом его нет, зато появилось дерево, на следующем – исчез соседний домик и выросли кусты. Вдохновляясь природой, через картину природы мастер пишет образы своих переживаний в проживаемый им момент, образы взволнованного духа, настроений, сложные и кристально чистые. И что удивительно – его личные переживания становятся и нашими, а мгновения продолжают длиться бесконечно, позволяя зрителю вновь и вновь их проживать.

Постепенно на первое место в творчестве живописца выходит натюрморт. Это полифонического звучания композиции с букетами – от ранних нарциссов до осенних астр, с налитыми плодами, пламенеющими раками и золотистыми лещами, с кобальтовыми чашками, покрытыми патиной самоварами, зеленым стеклом бутылок, с мерцанием рубина в бокалах. Зеленый или коричневый фон включает все оттенки главных отношений, вспыхивает самоцветными искрами. Натюрморт Сорокина – это картина мира, живописная симфония высоты человеческого духа. Там есть все – идиллия, борьба, триумф.

Крепко привязанный к натуре, с 1980-е годов Сорокин от изобразительности активно движется к живописно-пластическому выражению содержания. Мировоззрение и творчество Сорокина – нерасторжимы. Отсюда идет колористическая и композиционно-пространственная цельность его произведений, передающая цельность мира. Работая с пятном, с красочной массой, художник не обнажает конструкцию, но она так безупречна, что ни один ее элемент нельзя сдвинуть с места, ни один цветной мазок нельзя заменить другим – все сращено, все взаимозависимо. Это дает ощущение всеобщей гармонии. Сорокин ее находит даже в самом малом: взгляд из окна на дерево и кусочек неба вызывает у него прилив счастья перед совершенством Божественного творения.

Он ищет способ воплощения своих чувствований и в самом материале. Рельефность, гладкость, прозрачность красочного слоя, нетронутость грунтованного холста; мягкое касание кисти, неистовость густых мазков, выкладывание, наращивание объема – таков спектр только фактурной выразительности. Но добавим к этому применение собственно цвета – художник то брутально противопоставляет локальные пятна, то удивляет изысканностью красочных соседств, то раскрывает богатство цветовой темы тончайшей разработкой ее нюансов. Многообразно и невиданно используемая краска воспринимается не только зрительно, но, кажется, и осязательно. Живопись Сорокина в совокупности применяемых средств производит невыразимое словами чувственное воздействие, не связанное с рассудочным восприятием. Оно каким-то необъяснимым образом возбуждает давно забытый опыт зрителя, когда-то пережитые состояния. Картина напоминает о чем-то простом до обыденности, мимо которого мы прошли, не почувствовав вкуса, не заметив, что это было значительно и прекрасно. Быть может, в этом и состояла роль художника Сорокина – напоминать людям о самом главном – ценности и скоротечности жизни. Это и для него было мерилом, позволявшим отличать главное от суетного. Человек и человечность, чувство любви ко всему живому – всегда были отправными точками его творчества. Потому так тепла его живопись.

С середины 1980-х годов Виктор Сорокин испытывает подъем. Художественная жизнь Москвы изобилует выставками, открывая незнакомое российскому зрителю искусство отечественных и зарубежных мастеров ХХ столетия. Их видит Сорокин, они вдохновляют его на новые замыслы. Поездка во Францию в 1989 году по приглашению галереи «Les Oreades», проявившей восторженное внимание к творчеству живописца, дает новый опыт и придает еще большей уверенности в своих силах. Важнейшее значение имеют политические преобразования в стране. Всегда внутренне свободный и творчески независимый человек, он умеет ценить свободу. Художник поднимается на такие творческие высоты, где нет преград его полету. В 1991 году он получает звание «Народный художник России», в следующем, юбилейном году, открывается частный музей В.С. Сорокина в Ельце3 и учреждается его музей-мастерская в Липецке, получившая точное имя – Дом Мастера4.

Наступивший этап – апофеоз творчества Сорокина. Он полон сил и обогащен человеческой мудростью. Его любовь к жизни перерастает в страсть. Он дорожит каждым мигом, неповторимым, невозвратимым. Надо успеть прочувствовать, успеть превратить в живопись. Темп его кисти – стремителен, цветовые отношения напряжены, обобщения и деформации смелы, фактура предельно выразительна. Он находит наиболее лаконичные пластические формы, концентрирующие содержание. Художник пишет все крупнее, предвидя метаморфозы восприятия: на большом расстоянии вкусное красочное месиво на холсте преобразуется в трехмерное пространство, как он достигает пространственности – неразрешимая загадка. При этом для художника важно сохранить плоскость самого холста, он не позволяет забыть, что это картина, произведение искусства. Не потому ли он будто не замечает потеков краски – свидетельств азарта творения – и не устраняет их позже?

Помимо пейзажа и натюрморта Сорокин обращается к портретному жанру, пишет обнаженную модель. Портрет в его творчестве довольно редок. Известны несколько изображений жены Полины5, сына Александра в детстве и отрочестве6. Теперь он создает, не изменяя своей последней манере, уникальные портреты, в которых есть все – сходство, характер, настроение7. Художник не ставит перед собой психологических задач. Его цель – передать красоту. Но он разгадывает некий закон соразмерности, соподчиненности внешних и внутренних свойств, из-под его кисти выходит глубокий самобытный образ. Сорокин в студенческие годы с удовольствием писал обнаженную модель. От 40-х годов осталась одна работа, выполненная тонко, в почти классической манере8. В ню 1990-х9 художник раскрепощен, изобретателен, даже дерзок. Он упоен красотой юности, молодой жизнью, сам молод.

Особая тема в искусстве Сорокина – автопортреты. Изредка он писал их и прежде10. Теперь они постоянны. Это – и средство самоисследования, и стенограмма духовных процессов, и безоглядность творческих экспериментов. В большинстве портретов он затеняет левую сторону лица. Как формальный прием этот ход давно бы изжил себя, но он сохраняется до последнего портрета. Значит ли он непознанность себя до конца или это осознание непознаваемости? Таков автопортрет 1993 года: лицо, половина которого погружена в непроницаемую тень, заполняет весь холст, и взгляд, бесконечно мудрый, направлен на зрителя, и сквозь него, и внутрь себя11. На другом – художник «в силе». Он доволен собой: плечи расправлены, губы сжаты, распахнут ворот красной рубахи, за спиной на стене – его же картина в раме крепко уравновешивает композицию. Сорокин, приближающийся к своему девяностолетию, по-прежнему неустанно работает, в хорошем настроении. Но сопоставление автопортретов с натюрмортам и пейзажами этого же времени чем-то тревожит, живописец будто предчувствует приближение разлуки. Красота земного мира прочувствована и предана едва ли не надрывно – в весенних пейзажах с его любимым двориком, в пропитанных жизненными соками натюрмортах. Восторг, но с примесью боли. Прощальный взгляд.

Сорокинский стиль последнего этапа поражает простотой и мощью, условностью и убедительностью, максимальным обнажением материала живописи, краски, которая становится полноценным средством художественного выражения. Сорокин избавляется от всего второстепенного, оставляет только суть. Как в своей жизни. Мгновение возводится в ранг события великого значение: миг – он и есть жизнь. Натура ему по-прежнему необходима, но теперь он абсолютно свободен в высказывании своего видения и знания о ней.

2001 год начинается «Рождественским автопортретом»12. Художник пишет себя на фоне пустынного зимнего пейзажа, с лицом, обращенным к небу. Портрет-предстояние. Ему оставалось полгода жизни. Потом появляется странный, ирреальный старик-апостол на фоне картины. Потом – уже и не портрет в известном смысле, скорее, состояние дематериализации – «Автопортрет в синей кепке». В день ухода Виктора Семеновича был обнаружен, по-видимому, последний автопортрет13, написанный внезапно, на негрунтованном холсте, быстрыми торопливыми мазками. Ракурс – чуть снизу, глаза почти закрыты, но маленькие щелки не смог не оставить. Под портретом наотмашь подвел красную черту, прерывистую – краски в кисти не хватило, но поправлять не стал, только поднажал в конце. Написал инициалы и поставил точку. Как художнику-праведнику Господь отвел ему столько лет жизни, сколько хватило для исполнения предназначения.

Татьяна Нечаева, искусствовед, член-корреспондент Российской академии художеств


[01] В.В. Розанов. Листва. М., Республика, СПб., Росток. 2010 С.363-364. [02] Самаркандский пейзаж. 1945. Холст, масло, 137х184. Местонахождение не известно [03] Учредитель музея С.С. Сорокина в Ельце – коллекционер Е.П. Крикунов [04] Музей-мастерская народного художника России В.С. Сорокина – Дом Мастера учреждена по инициативе ученика Сорокина, художника В.Д. Дворянчикова, который и стал первым директором музея. В 2002 году учреждение переименовано: Художественный музей им. В.С. Сорокина – Дом Мастера. В 2007 году он стал филиалом Липецкой областной картинной галереи. [05] Полина. Конец 1950-е гг. Холст, масло. 80,5х99,5. Коллекция А.В. Сорокина; Жена Полина. 1975. Холст, масло. 89,5х42. Центр изобразительных искусств, Липецк [06] Вишневое варенье. 1965. Холст, масло. 120х80. ЛОКМ ОФ6338 ИЗО1013 [07] Актриса. 1994. Холст, масло. 60х50. ДМ КП-135 Ж-67. Девушка в зеленом. 1994. Холст, масло. 50х40. ДМ КП-134 Ж-66. [08] Лежащая обнаженная. 1949. Картон, масло. 26х36. Собрание Е.П. Крикунова, Елец [09] Ню на зеленом. 1995. Холст, масло. 65х70. Собрание Е.П. Крикунова, Елец Модель. 1996. Холст, масло. 45,5х54,5 ДМ КП-208 Ж-105 [10] Автопортрет. 1960. Картон, масло.74,5 х 55,5. ЛОХМ КП 632 Ж-313; [11] Автопортрет. 1985. Холст, масло. 110х86. ЛОКМ ОФ7189 ИЗО1403 [11] Автопортрет. 1993. Холст, масло. 40х29,5. ДМ КП-30 Ж-23 [12] Рождественский автопортрет. 2000. Холст, масло. 60х50. ДМ КП-129 Ж-61 [13] Последний автопортрет. 2001. Холст, масло. 39х29. ДМ КП-154 Ж-84

Сокращения:

  • ЛОКМ – Липецкий областной краеведческий музей;
  • ЛОХМ – Липецкая областная картинная галерея;
  • ДМ – Филиал ЛОХМ «Художественный музей им. В.С. Сорокина – Дом Мастера»
Назад, к статьям