Выставку работ народного художника России Виктора Семёновича Сорокина в галерее Назарова посвятили памяти Александра Евгеньевича Вагнера

Так распорядилась судьба: вёсны жизни замечательного скульптора, народного художника Российской Федерации, более двадцати лет возглавлявшего Липецкую организацию Союза художников России, Александра Вагнера и творческие вёсны основателя липецкой художественной школы Виктора Сорокина длились почти одинаковое число лет.

Александр Евгеньевич ушёл незадолго до своего 66-летия. Виктор Семёнович прожил долгую жизнь – его не стало в 89 лет, более 60 из них он творил.

– Я знал Сашу, Александра Евгеньевича Вагнера с его отрочества – дружил с его отцом и дядей, – делится воспоминаниями народный художник России, скульптор Юрий Дмитриевич Гришко. – На моих глазах из ученика он вырос в настоящего большого мастера. Последние двадцать пять лет мы – художники – привыкли находиться за его спиной, а он защищал наш союз своим талантом и авторитетом. Сейчас мы находимся в такой же растерянности, как и пятнадцать лет назад, когда не стало Деда – Виктора Сорокина. Виктор Семёнович – наша духовная опора, камертон человеческих и творческих помыслов и деяний, источник вдохновения, к которому мы до сих пор припадаем. Это даёт силу и веру работающему художнику.

Юрий Дмитриевич назвал Сорокина «эталоном чистого художника», не разменивающегося по пустякам и предложениям заработать, не подстраивающегося под вкусовщину заказчика, живущего только искусством.

На выставку «Сорокинские вёсны» устроители собрали из частных коллекций весенние картины живописца разных лет. Экспозиция стала совместным проектом Галереи Назарова, Центра изобразительных искусств и семьи Сорокина. Куратор выставок, искусствовед Татьяна Ивановна Нечаева посетовала, что, к сожалению, работы, созданные до конца сороковых годов прошлого века, поглотили война и время, но и доставшиеся нам полотна дают разнообразие видения, чувствования художника, неотделимые от эпохи.

– Виктор Семёнович страшно не любил буквы, – рассказывает Татьяна Ивановна. – Читал книги с удовольствием, а вот писал и говорил очень лаконично. Однажды подписал мне свою работу: «Тане от Вити». И сам так радовался краткости подписи! А я до сих пор горжусь её содержанием. Виктор Семёнович нежно и проникновенно любил природу, и когда рассуждал о ней, то все его слова были полны смыслом и выразительностиью. Некоторым его высказываниям позавидовали бы даже маститые поэты. Виктор Семёнович считал, что у природы нет некрасивой погоды, всем нужно дорожить и за всё быть благодарным. Вот как он говорил о весне: «Весна подаёт первые знаки сразу после Масленицы. Зимой небо чистое или серое. А тут появляются украдкой облачка. Небольшие, как лебеди плывут. Значит – весна. Цвета становятся другими: тени – ультрамариновые, почти чёрные. Напишешь – не поверят. Скажут, живой краской писал. В марте – резкость, бодрость. Из птиц только синица да ворона, не считая воробьёв. В апреле всё будет легче, туманнее. Настроение меняется. Изнутри становишься чище и тише. Ждёшь Пасху! В апреле набухают почки. Другой колорит. Множество птиц, и все в работе, вьют гнёзда. Кошки нападают на гнёзда. И такая, не всякому заметная жизнь кипит. А писать хочется более всего, когда пробивается первая зелень, когда черёмуха цветёт. Трудно её писать, не знаешь, как к ней подступиться – нежная очень».

Эпиграфом выставки Татьяна Нечаева сделала строфу из стихотворения Бориса Пастернака «На Страстной»:

Но в полночь смолкнут тварь и плоть,

Заслышав слух весенний,

Что только-только распогодь,

Смерть можно будет побороть

Усильем Воскресенья…

«Сорокинские вёсны», действительно, – о том, как возрождается год из года природа вместе с Воскресением, которое мы отмечаем первого мая. Тридцать три картины – это живописные рассказы о тишине, о любви, о радости и, быть может, даже об одиночестве.

– И Виктор Семёнович Сорокин, и Александр Евгеньевич Вагнер положили свои камни в основание и укрепление липецкой, русской культуры, – сказал на открытии выставки учредитель галереи, предприниматель Александр Васильевич Назаров. – Надеюсь, что нынешние художники также будут служить отечественному искусству. Необходимо помнить слова Василия Розанова, который утверждал, что гений – это хорошо, но нужно ещё и трудиться на ниве российской культуры.

Он был на высоте

Семь лет назад в Доме Мастера открывалась очередная выставка произведений Виктора Семёновича Сорокина. Тогда о Деде на страницах «Итогов недели» вспоминал Александр Евгеньевич Вагнер. Мы очень хотим вернуться к этому материалу и ещё раз услышать Александра Евгеньевича, который всегда давал точные оценки и людям, и событиям, и творчеству.

Александр ВАГНЕР, народный художник России:

— Мы все казались себе жутко молодыми, пока был жив Виктор Семёнович. Он был старше меня на тридцать восемь лет! А познакомился я с ним, когда мне было всего десять. Только вдуматься, до какого почтенного возраста дожил человек, сохранив при этом острый глаз и творческий потенциал! Когда Сорокин ушёл от нас, липецкое художественное сообщество сразу лишилось чего-то самого главного, лишилось ориентира, вожака. Мы – среднее поколение – тут же оказались в иной весовой категории, перейти в которую были не готовы, да и не помышляли об этом.

Я – скульптор и не чувствую прямой зависимости в своём ремесле от творчества того или иного художника. И, тем не менее, мне всегда было исключительно любопытно – чем и как живописец Сорокин достигал такого потрясающего эффекта в своих работах. Меня на создание скульптур, в частности, вдохновляли произведения Достоевского. Почему именно писатель, а не соратники по цеху? Фёдор Михайлович добивался у читателя определённого ощущения, переживания. И делал он это не за счёт прямого изложения, «буквальщины», а используя некие особые методы, будь то психологические или иные, чисто художественные приёмы. Также и Виктор Семёнович. Он не стремился к фотографическому изображению. Напротив: его метод – это цветовая мясорубка, где перемалываются образы, впечатления, тьма, свет, листья, фрукты, стаканы… Всё это превращалось на его картинах в удивительное по своей красоте и гармоничности месиво.

Абсолютная выразительная свобода Виктора Семёновича привлекала очень многих. При этом кажущаяся лёгкость до сих пор заставляет подражателей опускать руки. Очень многие поддались искушению и принялись копировать манеру Мастера. Они не понимали, как мне кажется, самого главного: способ изображения, присущий стилю Сорокина, не был для него самоцелью. Он так чувствовал, мыслил, видел, жил. У него просто не могло получаться иначе. Что касается характерной рельефности, то это был отточенный формальный ход. Виктор Семёнович, как знаток и специалист в живописи, не мог не отдавать себе отчёта в том, насколько стильно выглядят «гладкие» холсты. Такие, как у Брегеля, например. Но элементы объёмности необычно живо украшали полотна более поздних художников. Сорокин пошёл ещё дальше – он добивался трёхмерности на плоскости. Некоторые его картины воспринимаются практически как «вылепленные».

Соревноваться с кем-то для Виктора Семёновича было мелковато. Он ставил перед собой глобальные задачи, стремился к большему. Это требует немалого творческого мужества. Ведь всегда удобнее и проще создать что-то удобоваримое, понятное для масс. А вот замахнуться на эксперимент, поставить свою планку выше среднего уровня – тут многие отступают. Но только не Сорокин. Несмотря на свои нарочито «простецкие» внешние проявления, это был величайший профессионал. Он обладал великолепным образованием – суриковской школой, учился у лучших живописцев, всегда глубоко разбирался в искусстве, интересовался им.

Что отличает Виктора Семёновича – он был настоящим. Класс представителей мира живописи сильно упал. В конце прошлого столетия, когда всё стало вроде бы дозволено, появилась масса малограмотных художников, ценность произведений которых весьма сом­нительна даже с точки зрения дня сегодняшнего, не говоря уже о будущем. Мне кажется, что момент противоборства с действовавшими в культуре стандартами очень здорово подпитывал творчество. Возникали неожиданные, резкие вещи – в противовес, вопреки. Сорокин был тем и удивителен, что начинал настолько давно, что, с точки зрения профессиональности, даже догматы советского искусства не могли повлиять на качество его работ. Он рисовал домны – получались невероятные по силе картины. Он ловил отношения цветов, а не изображал сюжет, который вряд ли для него был столь уж интересен.

Говоря о нашем Мастере, мне вспоминается Микеланджело. Он был гениален, когда начинал в семнадцать лет, таковым же остался и на излёте, за восемьдесят. Если рассматривать творчество Сорокина в антологии, его более поздние картины по ощущению воспринимаются даже моложе, чем те, которые он писал, будучи действительно юным. Это признак подлинного таланта, гения. Он не закончил ни престарелым академиком, ни пожилым, оставившим своё дело художником. Он как был на высоте, так и ушёл от нас, будто взлетел ещё выше.

-- Евгения Ионова