Современники о художнике

Май 2012

Крикунов Евгений

Коллекционер, основатель музея В. С. Сорокина в Ельце

Собирательством я занимаюсь чуть ли не с детства, интересовался искусством 19-го века, начала 20-го. Сорокина, конечно, знал, бывал на всех выставках. Вокруг Виктора Семеновича я ходил лет 7-8, не мог понять его творчества. Но потом я приобрел одну его работу, и этот многолетний багаж подступа к Сорокину не прошел даром. Я пригласил художника в Елец. Он стал приезжать ко мне. Теплые отношения с Виктором Семеновичем – а они завивались стремительно – родили мысль о создании музея Сорокина в Ельце. И это удалось, правда, с большими трудностями: чиновники никак не могли принять идею частного музея.

Пока шел ремонт в предназначенном для музея доме на улице Октябрьской, 108, мы с Виктором Семеновичем, можно сказать, в нем и жили. Интерес к моей затее у всех был просто потрясающий, люди шли смотреть недостроенный музей. И только в 1992 году все было закончено. 26 декабря, на другой день после празднования 80-летия Сорокина в Липецке, все приехали в Елец – Виктор Семенович, художники, гости юбилея. То, что увидели собравшиеся, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Невероятная живопись Сорокина сияла в рамах. Пел камерный хор, певцы стояли во фраках. И Ефрем Иванович Зверьков, вице-президент Академии художеств, сказал: «Виктор Семенович, ты нас победил!». Даже запись у меня есть.

В этом же году весной центральное телевидение снимало фильм о Сорокине. Пока шла подготовка, Виктор Семенович шутил: «Галстук надевать?». Одна дама стала его прихорашивать. Он дал себя причесать, потом пятерней все вернул назад: «Ну что ты из меня бухгалтера сделала?». Погода была ослепительно хорошая, солнце, белый снег, голубые тени. Корреспондент задал вопрос Виктору Семеновичу: вот сейчас другие времена настали – демократия, свобода предпринимательства и прочей деятельности, к вере обращаются люди, как вы ко всем этим переменам глобальным относитесь? Он посидел минуту, повернулся к окну и говорит: «Вы посмотрите, какая сегодня погода!». Это был ответ на поставленные вопросы. Он обозначил свои ценности. Они оторопели от такого ответа художника.

Он говорил редко, но тонко, точно. Я даже приготавливал листок бумаги, чтобы записывать за ним. Но как-то не получалось.

Я узнал от Сорокина, что ему давно хотелось писать обнаженную модель. А в Липецке это было сложно. Пришла модель. Виктор Семенович говорит мне: «Женя, ты иди, мы тут сами справимся». И я ушел, вернулся к вечеру. Работа была готова. Виктор Семенович умел найти общий язык с моделью, расположить к себе. Несмотря на годы, он обладал удивительным обаянием.

Надо сказать, что он мне позволял, если можно так выразиться, влезать в его работу. Вот, например, написал он вещь, прекрасно написал. Говорит: «Завтра ее допишу». Я ему: «Семеныч, не трогай. Возьми чистый холст, иди крась по-новому». Он потом был очень доволен, что эта работа сохранена!

Я ему холсты готовил. Зимой покрываешь холст белилами ровненько, потом его – в снег, к нему снег прилипает. Оставляешь его на улице, он подсыхает и к нему снег примерзает. Виктор Семенович на нем пишет, приносит в дом. Ставить холст нельзя, надо положить. В тепле из краски выделяются капельки воды. Так Сорокин создавал пористую фактуру, не краска – живой снег получался. Он любил эксперименты.

Я вспоминаю часто: как-то он приехал в Елец, прекрасно написал два этюда, мы хорошо пообедали, я его провожаю на автобус. Он говорит: «Жень, как выпью, так я Сезан, а как не выпью, так я Репин». Шутить он умел. Мы часто ходили в церкви. Чистый четверг, изумительно теплая погода. Из собора выходят прихожане и несут святой огонь, защищая его кулечками, чтобы дома зажечь лампадку. Виктор Семенович говорит: «Мне хотелось бы такой ручеек световой написать!» Но не осуществилось. Не хватило времени. Мы все думали, что он вечный.

Когда Виктор Семенович ко мне приезжал, то с удовольствием слушал музыку, оперы своего любимого Верди. «Риголетто» мог постоянно слушать. Смотрел на видео концерты Паваротти, Доминго, Каррераса.

Он любил рассматривать свои работы в полумраке, когда я новую его картину вешал на стенку, мы дожидались темноты и ходили по комнатам, смотрели работы только при свете фонарей, который проникал в окна. Что-то он проверял в них. Это часто бывало.

Однажды Виктор Семенович говорит: «Приготовь мне яичницу аристократа. Яблоки обжарь и залей их яйцами». Его уже столько лет нет, а я иногда по осени делаю такое блюдо в память о нем. Какой он был интересный человек, какой удивительный собеседник, хотя он больше слушал, умел слушать. Он любил книги по искусству, в его распоряжении была целая библиотека, он часто изучал альбомы художников – Моне, Коровина, французов, итальянцев.

Когда он приезжал, мы топили русскую печь, вечерами любили сидеть напротив нее, выключив свет, только отблески огня освещали пространство. Иногда он говорил: « Я отойду, а ты посиди у огня». Он наблюдал, как танцует свет по лицу. Или мы сидели у камина. Я плескал спирт в огонь, но так, чтобы от ног до камина тянулась дорожка. И синий огонь из камина бежал этой дорожкой к ногам. Длилось это одну секунду, но так завораживало.

Виктору Семеновичу нравилось общение. В моем доме скуки не было. В нем постоянно бывали люди. Я заметил, что это его нисколько не утомляло. Постоянно приезжали известные люди из Москвы на конференции по Бунину, по Пришвину и обязательно посещали музей. Сорокин не зажимался, прекрасно беседовал с профессорами, с академиками, известными актерами, режиссерами. Они находили темы об искусстве, о выставках. А как они с Хренниковым общались! Оба обожали Елец. И с Никитой Михалковым находили о чем говорить: Сорокин был знаком с П.П. Кончаловским и его дочерью Натальей Петровной – матерью Никиты Сергеевича. Кинорежиссер отдавал предпочтение ранним произведениям художника, советовал ему почаще их смотреть.

Виктор Семенович был невероятно скромный человек, но требующий к себе уважения. Мог на какую-то неприятную фразу так стрельнуть глазами, что было понятно: не надо шутить. Запомнилось общение Сорокина с художниками на пленэре 2001 года. Он не любил вмешиваться в работу своих коллег. Не любил, когда ему докучали расспросами, как надо писать то или это. Он даже раздражался и однажды одной навязчивой художнице резко ответил, что было не в его характере: «Тут надо все заново писать, никуда не годится!».

В какой-то из дней этого пленэра Виктору Семеновичу позвонили и сообщили, что его дом обворовали. Он, очень встревоженный, поспешил в Липецк. Думаете, о чем он волновался, о вещах, картинах? Вернулся он в Елец улыбающийся и сразу доложил: «Цела. Золотая медаль Академии художеств». Вот чем он действительно дорожил. Остального ему было не жаль.

Я бесконечно счастлив, что меня жизнь свела с таким удивительным человеком, удивительным мастером. Меня он постепенно воспитывал своей живописью, любовью к искусству, к музыке. Так получилось, что наша с ним дружба помогла родиться огромному количеству работ. Кто-то сказал – это у него «крикуновский» период. Может быть.

07.05.2012

Назад, к статьям